Календарь

Церковный (Юлианский)

Cобытия

Академическая программа библиотеки

Киноклуб >>VENI_ET_VIDI…

Музыкальная гостинная "Свеча"

Партнерство c журналом

Фотоклуб

Библейские чтения

Евангелие от Марка в переводе С.С. Авернцева

Библиотеки СПб

Библиотеки христианской книги

Законодательство

Закон и библиотеки

Религиозность как фактор российской жизни в 1990-е

Гонения на Русскую Православную Церковь, при всем их размахе, были вторичны и никогда не доводились до конца, хотя технически было возможно уничтожить если не верующих, то любые организованные религиозные структуры. В кризисных ситуациях (во время Второй мировой войны) к Церкви обращались за поддержкой. В 1970-е русские коммунисты активно поддерживали “теологию освобождения”, вплоть до военной помощи сандинистскому правительству в Никарагуа. Коммунисты думали, что верующие “оставят свою блажь”, христиане — что истина бытия Божия рано или поздно откроется и большевикам. Более того, в 1990-е годы в России христианство де-факто, а отчасти де-юре стало государственной идеологией, но остался и советский антикапиталистический дух, пусть и в смягченной форме антизападничества, особенно антиамериканизма.

Теология освобождения и коммунизм — лишь два подвида одного рода: утопические идеологии, исходящие из того, что зло находится вне общества и побеждать его нужно через насилие и революцию, а не через творчество и прогресс. Этот утопизм может паразитировать и на религии, и на атеизме. Капитализм по крайней мере этого порока был лишен. В окружающем мире он в худшем случае (империализм) видел несчастного, которого следует цивилизовать, но не врага, которого следует истребить или поработить.

Чем еще похожи теология освобождения и коммунизм: они не видят настоящего, они не видят, что западный мир уже давно не капиталистический и не империалистический. Они живут в викторианской эпохе, среди героев Диккенса и Маркса, и описывают Запад в терминах Маркса с таким же успехом, с каким византийцы описывали русских в терминах Гомера.

“Постсоциалисты”, в отличие от “посткапиталистов”, ничуть не чувствуют своей вины за ужасы тоталитаризма двадцатого века. Они лишь попрекают других Освенцимом, но не себя — Гулагом. Они чувствуют себя только жертвами, не чувствуют себя палачами. Поэтому они не стремятся и к наказанию палачей. Поэтому в России до сих пор не изучают в школах ни Холокост, ни Гулаг.